ВРЕМЯ, ПРЕВРАЩАЮЩЕЕСЯ В ПРОСТРАНСТВО/Рене ГЕНОН

ЦАРСТВО КОЛИЧЕСТВА И ЗНАМЕНИЯ ВРЕМЕНИ

Как мы говорили раньше, время в некотором смысле истощает пространство через воздействие силы сжатия, которую оно представляет и которая стремится все больше и больше сократить пространственное расширение, которому она противостоит; но в этом действии против антагонистического принципа само время разворачивается со все возрастающей скоростью, так как, отнюдь не являясь гомогенным, как это полагают те, кто рассматривает его только с количественной точки зрения, оно, напротив, является "качественным" в каждый момент различным образом из-за циклических условий проявления, которому принадлежит. Это ускорение стало явным в нашу эпоху, как никогда раньше, потому что оно осуществляется в последние периоды цикла, но в действительности оно существует постоянно от начала до конца цикла; можно было бы сказать, что время сжимает не только пространство, но оно прогрессивно сжимает также самого себя; это сжатие выражается в убывающей пропорции четырех Юг со всем тем, что она заключает в себе, в том числе соответственное уменьшение длительности человеческой жизни. Иногда говорят, несомненно не понимая истинной причины, что современные люди живут с большей скоростью, чем раньше, и это буквально верно; характерная спешка, которую привносят современные люди во все, есть, однако, лишь следствие от того впечатления, которое они смутно испытывают.

В своей крайней степени сжатие времени дошло бы до окончательного сведения его к единственному мгновению, и тогда длительность поистине перестала бы существовать, так как очевидно, что в мгновении больше не может быть никакой последовательности. Таким образом, "время-пожиратель закончило бы тем, что поглотило бы самого себя", так что к "концу мира", то есть к самому пределу циклического проявления, "времени больше не было бы" вот почему также говорят, что "смерть умрет последней", так как там, где больше нет никакой последовательности, более невозможна и смерть101. Как только последовательность остановлена или, в символических терминах, "колесо перестало вращаться", так все, что существует, может существовать лишь в абсолютной одновременности; последовательность некоторым образом оказывается превращенной в одновременность, что можно также выразить, сказав, что "время превратилось в пространство"102. Таким образом, "переворачивание" осуществляется в конечном счете против времени и в пользу пространства: в тот самый момент, когда время окончательно поглотило пространство, оказывается все наоборот, пространство вбирает в себя время; и в этом состоит, можно сказать, ссылаясь на космологический смысл библейского символизма, окончательный реванш Авеля над Каином.

Нечто вроде "предвосхищения" этого поглощения времени пространством, конечно же, совершенно не осознанное его авторами, встречается в недавних физико-математических теориях, которые трактуют "пространственно-временной" комплекс как составляющий единый и неделимый ансамбль; впрочем, часто этим теориям дают неточную интерпретацию, говоря, что они рассматривают время как "четвертое измерение" пространства. Правильнее было бы сказать, что рассматривают время как уподобляемое "четвертому измерению" в том смысле, что в уравнениях движения оно играет роль четвертой координаты, добавляемой к трем координатам, представляющим три измерения пространства; впрочем, неплохо было бы отметить, что это соответствует геометрическому представлению времени в форме прямой линии, недостаточность которого мы отмечали выше, но иначе и быть не может по причине чисто количественного характера теорий, о которых идет речь. Но то, что мы только что сказали, очищая до некоторой степени "вульгаризованную" интерпретацию, остается все еще неточным: в реальности, то, что играет роль четвертой координаты, есть не время, а то, что профанные математики называют "воображаемым временем"103; и это выражение, которое само является особенностью языка, производного от использования совершенно "конвенциальной" нотации, принимает здесь достаточно неожиданное значение. Действительно, сказать, что время должно стать "воображаемым", чтобы его можно было бы уподобить "четвертому измерению" пространства — это, по существу, не что иное, как сказать, что нужно, чтобы оно перестало как таковое существовать реально, то есть что превращение времени в пространство, собственно говоря, реализуемо лишь в "конце мира"104.

Из этого можно было бы сделать вывод, что совершенно бесполезно искать то, что может быть "четвертым измерением" пространства в условиях современного мира, что, по крайней мере, положило бы конец всем разглагольствованиям "неоспиритуалистов", о которых мы выше сказали уже несколько слов; не следует ли также из этого заключать, что поглощение времени пространством должно действительно пониматься как присоединение к нему дополнительного измерения, или же это только лишь "способ выражения"? По этому поводу можно сказать лишь то, что раз тенденция пространства к расширению больше не ограничивается и не подавляется тенденцией времени к сжатию, то пространство, естественно, должно тем или иным образом подвергнуться расширению, поднимающему в некотором роде свою бесконечность до высшей мощности105; но само собою разумеется, что речь идет о чем-то таком, что не могло бы быть представлено каким-либо образом, заимствованным из телесной сферы. Действительно, если время есть одно из определяющих условий телесного существования, то очевидно, что как только оно устраняется, мы оказываемся вне этого мира; в том, что мы называли в другом месте внетелесным "продолжением" того же самого индивидуального существования, простую модальность которого представляет телесный мир; впрочем, это показывает, что конец телесного мира никоим образом не есть конец этого состояния, взятого в его интегральности. Следует пойти и дальше: конец цикла, такого, каким является современное человечество, поистине есть конец "самого телесного мира лишь в некотором относительном смысле и только по отношению к возможностям, которые, будучи заключены в этом цикле, заканчивают тогда свое развитие в телесной модальности; но в реальности, телесный мир не уничтожается, а "преобразуется" и тотчас же получает новое существование, поскольку по ту сторону "остановки", соответствующей этому единственному мгновению, где времени больше нет, "колесо вновь начинает вертеться", чтобы пройти другой цикл.

Можно извлечь еще одно важное следствие из этого рассуждения, а именно, что конец цикла является "вневременным", так же, как и его начало, что, впрочем, подтверждается строгим соответствием по аналогии, которое существует между этими двумя крайними пределами; таким образом, этот конец, действительно, для человечества данного цикла является восстановлением "первоначального" состояния, на что собственно, с другой стороны, указывает символическое отношение "Небесного Иерусалима" и "Земного Рая". Это также и возвращение к "центру мира", который внешне проявляется на двух пределах цикла в соответствующей форме "Земного Рая" и "Небесного Иерусалима" с "осевым" деревом, одинаковым образом возвышающимся как посреди одного, так и посреди другого; во всем остальном интервале, то есть в ходе самого цикла, этот центр, напротив, скрыт, и чем дальше, тем больше, потому что человечество шествовало, постепенно от него удаляясь, в чем и заключается, по существу, истинный смысл "падения". Это удаление, впрочем, представляет собою лишь иной способ изображения нисходящего хода цикла, так как противоположность такого, как наше, состояния, будучи точкой прямого соединения с высшими состояниями, есть в то же время сущностный полюс существования в этом состоянии; идти от сущности к субстанции это — следовательно, идти от центра к окружности, изнутри — вовне, а также, как показывает с ясностью геометрическое представление, от единства — ко множеству106.

"Pardes" — "центр мира", согласно первому смыслу его санскритского эквивалента "paradesha", "высшая сфера" но это также, согласно второму значению того же слова, "удаленное место", с того времени, как по ходу циклического процесса он действительно стал недоступен для обыкновенного человечества. И действительно, по крайней мере по видимости, он удален в наибольшей степени, будучи расположен в "конце мира" в двойном смысле, пространственном (вершина горы "Земного Рая", касающаяся лунной сферы) и временном ("Небесный Иерусалим", спускающийся на землю в конце цикла); тем не менее, на самом деле он всегда есть самое близкое, поскольку никогда не перестает быть в центре всех вещей107, и это означает обратное отношение "внешней" точки зрения и "внутренней". Однако, чтобы эта близость могла быть действительно реализована, необходимо, чтобы временные условия были упразднены, поскольку именно само развертывание времени, согласно законам проявления, вызывает видимое удаление, и к тому же время, ввиду самого определения последовательностью, не может идти против своего течения; освобождение от этого условия всегда возможно для некоторых существ в частности, но что касается человечества (или, точнее, данного человечества), взятого в целом, то освобождение, очевидно, предполагает, что это человечество полностью прошло цикл своего телесного проявления, и только тогда оно может быть поистине реинтегрировано, вместе со всем ансамблем земной среды, которая от него зависит и участвует в том же самом циклическом ходе, в "первоначальном состоянии" или, что то же самое, в "центре мира". Именно в этом центре "время превращается в пространство", потому что именно здесь есть прямое отражение, в нашем состоянии существования, изначальной вечности, что исключает всякую последовательность; его не может также достичь и смерть, и это также, следовательно, "местопребывание бессмертия"108; все вещи там появляются, в совершенной одновременности в неподвижном настоящем через посредство силы "третьего глаза", с помощью которого человеку открыт "смысл вечности"109.